Река времен. Жребий брошен - Страница 28

Не знаю, благодаря деду ли, но у меня тоже со временем образовалось некоторое недоверие к устройствам быстрого чтения штурманской информации. Я тоже полюбил просматривать карты предполагаемого района маневрирования, хотя при этом не отвергал навигаторы как класс. Но умение ориентироваться в ряде случаев сослужило мне хорошую помощь. Но все это было раньше. Сейчас я частенько отдаю себя на откуп электронике…

Выбравшись на четвертую полосу и утопив в пол педаль дросселя газа, пытаюсь расслабиться. Мелькающие огоньки за окном слились в слабо перемещающиеся цветные полосы. Вспышки фар встречного транспорта скрылись за разделительным барьером. Дорога стала темной, однообразной и убаюкивала так, что стало страшно. Рефлекторно включаю стимуляцию бодрости. Теперь в соответствии с изменением сопротивления кожи мое «ухо» будет посылать в ушную раковину разряды электротока, прогоняя подступающую дремоту. Зело полезное изобретение, между прочим, а сколько было криков о целесообразности его введения! Вплоть до того, что иные дамочки (большей частью эмансипированные) истерично кричали, что только гибрида коммуникатора и электрического стула им не хватает. И при этом готовы напялить очки «дип имерсин», чтобы серые будни были замазаны в розовые цвета…

Да, а спать после этого, пусть даже виртуального, путешествия в прошлое тем не менее хочется как после реальных боевых… Реальных боевых…

Горы, ущелья, склоны, извилистые дороги, вьющиеся по самому краю обрыва… Надоело, чтоб оно все на хрен провалилось! Надоело до чертиков, до тошноты.

Сегодня – уже пятый день, как в период между продиранием глаз по утрянке и их смежением после захода солнца вижу только землю с уткнутым в нее щупом, камни всех форм и размеров, железки с буковками и торчащими из них веревочками и проволочками или же без них и свои огромные распухшие руки. Те самые руки, которые должны чувствовать все, но которые с утра страшно ноют и отказываются брать что угодно…

Да и глаза тоже открываются с трудом. Спал бы да и спал, принял бы еще граммов сто пятьдесят – и баиньки! Даже жрать не так хочется, как спать.

– Матвеев, вставай, твою мать!

– Какого хрена? – пытаюсь настроить резкость глаз на вошедшем.

– Собирайся, поехали!

– Слушайте, товарищ подполковник, я сегодня только три часа спал. Понимаете, три часа! Дайте еще хоть часок!

– Часок, говоришь? Не дам я тебе часок. Точнее, я бы и дал. С удовольствием дал бы тебе хоть один, хоть десять! Мне-то не жалко. Но пацан не даст. Генерал просил тебя помочь.

– Какой пацан?

– Асаф тут был, понимаешь? Асаф! Мы за ним шли, пасли его. А он, паскуда, от кого-то получил информацию и ушел за границу.

– А я-то тут что могу сделать, поймать его, что ли?

– Он тут пацана нашего оставил. На кресте! И заминировал, сучье вымя!

– Поехали!

Сон сняло как рукой, но остался какой-то ступор, так ни хрена и не помню, как меня везли куда-то. Очнулся, только увидев перед собой высокий крест, сбитый из двух брусьев скобами, к перекладине которого шкворнями через запястья был прибит малец. Именно малец. Коротко остриженная светлая голова без шапки склонилась на грудь, по правой руке медленно стекала на засученный рукав черная кровь. Значит, еще живой. Пока живой…

Переведя взгляд чуть ниже, увидел тело еще одного мальчишки, который мирно уткнулся лицом в землю, раскинув руки. Уже по самой позе было понятно, что этот уже «двухсотый».

– Этот что, кинулся снимать, что ли?

– Ну да. Им что говори, что не говори: все равно бегом побегут, – виновато отозвался незнакомый капитан. – И ведь будут знать, что минировано, – все равно побегут.

– Ладно, все отошли на хрен, работать буду!

Я снимал с себя и отдавал куда-то в пустоту то, что мне было явно не нужно: кобуру с пистолетом, гранатные сумки из «разгрузки», подсумок с толовыми шашками, подрывную машинку. Потом взял флягу, понюхал ее содержимое. Острый дух коньяка шибанул до самого затылка. Глотнул слегка, чтобы ощутить вкус на губах, потом плеснул из фляжки на руку и этой огненной жидкостью обмыл саднящие руки и протер лицо.

– Работать буду!

«Сначала смотреть, потом трогать, потом ногу ставить» – это немудреное правило, что заповедал еще дед, стало для меня законом на всю мою боевую жизнь. Главное – не смотреть на пацана, иначе сорвусь! Прости, сынок, но если начну торопиться, то ничем тебе уже не помогу. Да и себе тоже…

Так. А начну-ка я с того паренька, что уже обнял весь шар земной. Прости, сынок, не знаю твоего имени, но не совсем зря ты погиб. Если честно – то, конечно, все-таки зря, но смертью своей ты хотя бы облегчил мне задачу.

Итак, смотрю…

Нарвался он на растяжку. Вон она, лесочка петелькой болтается. А что тут было в качестве рабочего тела? «Фенька»? Не похоже. Осколки шибко махонькие! Не иначе как граната от подствольника. И стояла она вот здесь, привязанная к вбитому в землю колышку, который разодрало в щепки. Ага! С этой стороны растяжек, похоже, больше нет. Только если нажимные… Тем более смотрим. Вон там немного подозрительная кучка. Щупом ее разворошить? Фигня. Камень.

Теперь щупаем вокруг пальчиками, которые совсем недавно не хотели отзываться на мои приказания! А боец лежит недавно. Мягкий, еще совсем не окоченел. Прости, что я с тобой немного фамильярно, но если буду церемониться, то могу разделить твою участь. Ты уж потерпи, сынок!

Руки жили отдельно от головы. Не задумываясь, приподнимаю тело бойца чуть вверх и тут же щупаю землю под ним. Боли в пальцах, саднения – как не бывало. Чутье просто прекрасное!